Как великий Короленко спас от казни чеченца («Молодежная смена»)

15.11.2010 15:52

С начала последнего десятилетия XX века, после того, как с биографий многих великих людей прошлого была снята искусственная хрестоматийная пыль, наконец-то мы смогли увидеть за гранитно-бронзовой оболочкой, долго скрывавшей их истинную сущность, реальные человеческие черты, сильные характеры и удивительные поступки. Крах марксистско-ленинской идеологии сделал возможным доступ к настоящей правде о жизни и деятельности многих исторических личностей, которые сегодня, по праву, причислены к категории замечательных людей.

Определенные стороны их профессиональной или общественной деятельности не могли гармонировать с классовыми принципами советской тоталитарной системы и потому о них предпочитали умалчивать. Более того, для придания им некоторой схожести с усреднённым пролетарским шаблонным типажом, из биографий видных полководцев, ученых, писателей и других выдающихся людей, не рабоче-крестьянского происхождения, тщательно выхолащивалось все, что было связано с общечеловеческими, внеклассовыми ценностями.

Такой биографический «грим» был наложен и на творческое лицо известного русского писателя Владимира Галактионовича Короленко. Но даже этому гриму не удалось скрыть примечательный «чеченский след» в его общественной деятельности. И этот след оказался прекрасным.

Что сегодня знает о Короленко наша учащаяся молодёжь? То, что его перу принадлежат замечательные произведения «Дети подземелья», «Слепой музыкант», которые мы изучали когда-то в школе. Вот и все наши познания о талантливом беллетристе конца Х1Х начала XX веков. Но Владимир Галактионович был ещё и великим заступником всех несправедливо обиженных. Именно его вмешательство в процесс над удмуртскими крестьянами спасло дважды обвинённых в несовершенном ими преступлении от тяжкого приговора суда.

В начале позапрошлого века он выступил против позорных еврейских погромов в Кишинёве, Полтаве и других городах Российской империи.

К 1906 году относится знаменитое выступление писателя в защиту украинских крестьян против карательной экспедиции жестокого истязателя Филонова.

В 1911 году в связи с подготовкой дела Бейлиса, Короленко пишет «Обращение к русскому обществу» При всём огромном интересе ко всему этому, для нас, жителей Чечни, особый интерес представляет участие Короленко в деле чеченца Ильяса Юсупова.

А дело было так. Весной 1899 года в городе Грозном военный суд рассмотрел дело и приговорил к смертной казни чеченца Ильяса Юсупова за якобы вооруженное нападение и ограбление хутора некоего Данишенкова. Сам заявитель на суде не присутствовал и вскоре после этого переехал куда-то в Каспийскую область. Свидетели на суде показали в пользу Юсупова, установив его алиби, потому что в момент ограбления они были в гостях у Юсупова и, по их словам, он сам послал их на хутор Данишенкова, чтобы узнать, что там за шум. Тем не менее, суд, поверив заочным показаниям потерпевшего (кто-то из семьи пострадавшего заявил, что якобы один из разбойников, совершавших нападение, был похож на чеченца Юсупова, работавшего несколько лет назад у потерпевшего), приговорил Юсупова к смертной казни.

При существовавших тогда «чертах» военного правосудия, участь невиновного человека была предрешена, тем более на Кавказе. Местный военно-административный аппарат свято чтил колониальные традиции, заложенные здесь генералом Ермоловым, ещё в бытность его кавказским наместником, и потому не упускал ни одного случая, который открывал хотя бы маленькую лазейку для проведения показательной акции устрашения горского населения края. Процесс над Юсуповым был как раз из этого военного «репертуара».

К счастью, на суде присутствовал житель Грозного Борис Леонидович Ширинкин - человек с добрым сердцем и благородной душой. Он-то и обратился весной 1899 года к В.Г.Короленко, жившему тогда в Петербурге. В своём письме Владимиру Галактионоичу он, изложив суть дела, между прочим, подчеркнул: « Я не родственник и не знакомый Юсупова, но у меня сердце надрывается, когда представляю, что через какой-нибудь месяц человека ни за что повесят».

Короленко немедленно откликнулся на это обращение и горячо взялся за дело. До глубины души взволновало его известие об этой расправе над невинным человеком. После получения письма Ширинкина он, по его собственному при¬знанию, «..чувствовал себя отвратительно, точно здесь в Петербурге на меня свалилась и неожиданно придавила одна из кавказских скал».

Немного позднее он признавался в одном из писем: «Ни одно из этих указаний (речь идёт о многочисленных сигналах-сообщениях, поступавших писателю) не производило на меня такого впечатления, как письмо частного лица о деле чеченца Юсупова».

Короленко незамедлительно передал этот факт широкой огласке: в газете «Санкт-Петербургские ведомости» он поместил корреспонденцию из Грозного с изложением сути дела. Не успокаиваясь на этом, он обратился к главному военному прокурору Н.Н.Маслову, и добился свидания с ним. Встретился с рядом лиц в военном суде, нашёл себе союзника в лице известного юриста ВААнушкина, которому он позднее подарил свою книгу «Бытовое явление» с дарственной надписью «На память о Юсупове».

Дело было затребовано, пересмотрено, и невинно осуждённый Ильяс Юсупов был оправдан.

Через 10 лет В.Г.Короленко поместил подробный рассказ об этом деле в своём цикле статей «Черты военного правосудия», напечатанном в октябрьской книжке журнала «Русское богатство» за 1910 год. Общественный интерес, вызванный этой .книгой, был очень велик. Писатель получил огромное количество писем. Открывал книгу подробный рассказ писателя о «деле» Юсупова.

Но, к сожалению, не все заступничества Короленко оканчивались такими победами. Красный террор, начавшийся в годы Гражданской войны и усилившийся с победой большевиков, залил страну реками крови невинных жертв. Только редкие безумцы и отчаянные смельчаки смели вставать на их защиту. В числе этих единиц был и Владимир Галактионович. В шести его письмах, адресованных А. В.Луначарскому, пользовавшемуся высоким доверием и покровительством Ленина, развёрнута ужасающая панорама бессмысленного и жесточайшего насилия советской власти над собственным народом. Действия Короленко в тот период напоминают битву степного орла с матёрыми волками, пытающимися растерзать его птенцов.

Указывая на пять человек, казнённых в Полтаве в июне 1920 года, он не побоялся предъявить обвинение в этом преступлении местной власти и самому Луначарскому, благодаря попустительству которого это произошло. В эти тяжёлые дни, через 10 лет его память вновь вернула его к эпизоду с Ильясом Юсуповым.

«Вы знаете, - пишет он,- что в течение своей литературной жизни я «сеял не одни розы». При царской власти я много писал о смертной казни и даже отвоевал себе право говорить о ней печатно много больше, чем это вообще было дозволено цензурой. Порой мне удавалось даже спасать уже обреченные жертвы военных судов, и были случаи, когда после приостановления казни получались доказательства невиновности и жертвы освобождались (например, в деле Юсупова), хотя бывало, что эти доказательству, приходили слишком поздно, в деле Глускера и др.).

Но казни без суда в административном порядке - это бывало величайшей редкостью даже и тогда».

Если бы эти казни зависели только лишь от его желания или своевременного вмешательства, то, очевидно, сотни людей не лишились бы тогда жизней. Здесь его реакция была чувствительнее барометра. Но, к этому времени, всеми делами во власти заправляли люди, для которых не существовало ни авторитетов, которые могли бы контролировать их звериные инстинкты, ни элементарного чувства жалости к своим жертвам. С такими, как он и с народом говорил его величество Обман, облаченный в «мирные» одежды. Это была новая, советская форма иезуитства.

В своём письме всё тому же АЯ Луначарскому, датированном 4 августа 1920 года, Короленко дает уничтожающую оценку этой первобытнообщинной технологии лжи и коварства.

«Бессудные расстрелы происходят у нас десятками и - опять мои безуспешные ходатайства. Вы скажете: довольно же во время междоусобия проповедовать кротость. Нет, это не то. Я никогда не думал, что мои протесты против смертных казней, начавшиеся с «Бытового явления» еще при царской власти, когда-нибудь сведутся на скромные протесты против казней бессудных или против детоубийства.

...Очевидно, заботясь о моём душевном спокойствии, вы сообщили, что дело, о котором я писал, «передано в Харьков». ...Но я узнал, что 9 человек расстреляны уже накануне, в том числе одна девушка 17 лет и ещё двое малолетних. Теперь мне известно, что чрезвычайная комиссия «судит» и других миргородчан и опять является возможность бессудных казней. Я называю их бессудными потому, что ни в одной стране в мире роль следственных комиссий не соединяется с правом постановлять приговоры, да еше к смертной казни. Всюду действия следственной комиссии проверяются судом при участии защиты. Это было даже при царях.

Чтобы не запоздать, как в тот раз, я заранее заявляю свой протест. Насколько мой слабый голос будет в силах, я до последнего издыхания не перестану протестовать против бессудных расстрелов и против детоубийства».

Всё то, что делали большевики с Россией после падения империи, писатель считал антигуманным и античеловеческим экспериментом. В то время, когда за проявление малейшего недовольства действиями советских властей можно было попасть в разряд контрреволюционеров, он не устаёт повторять, что социальная справедливость невозможна без равенства в правах и ответственности перед законом всех слоев общества. В одном из своих страстных письменных протестов против творившегося тогда в стране красного террора он пишет:

«Вы допустите, вероятно, что я не менее любого большевика люблю наш народ; допустите и то, что я доказал это и всей приходящей к концу жизнью... Но я люблю его не слепо, как среду, удобную для тех или других экспериментов, а таким, каков он есть в действительности».

Сейчас мало кто помнит об истории с Юсуповым и о последующих гражданских подвигах Владимира Галактионовича, когда, презрев все опасности, он смело и настойчиво боролся с «идолами обмана» и «милость к падшим призывал». Прошло сто лет с тех пор. Но даже такая временная отдалённость не притупила остроту проблем, поднятых в своё время этим великим заступником униженных и оскорблённых.

Понимающих правду, может быть, много, но стать её другом и оставаться им до конца может далеко не каждый. В.Г.Короленко смог.

Ибрагим Джабиров №91, 13 ноября 2010г.