Воспоминания бывшего спецпереселенца ("Вести республики")

14.02.2013 12:43

Россию умом не понять… Эти слова каждый раз приходят в голову, когда отмечаются даты: 23 февраля – День Советской Армии, и 23 февраля – «черный» день депортации чеченского народа в далекие неизвестные края.

Как такое могло случиться, что именно в знаменательный день создания Советской (Красной) Армии, которая, по сути, является защитницей государства и народа, совершился беспрецедентный, чудовищный акт – выселение целого народа на верную погибель?!

Скоро исполняется 69 лет этой трагической даты. Казалось бы, за такой немалый срок должно многое забыться. Но нет, такое не стирается из памяти, тем более из раненой памяти детства. Многие наши отцы и матери покинули этот мир с тяжелыми, гнетущими воспоминаниями о трагическом прошлом вайнахов. Известно, что детская память весьма впечатлительна, она прочно запоминает события, происходящие в ранние годы. Будучи ребенком в первые, дни нашей ссылки (мне шел 5-й год), я хорошо запомнил отдельные эпизоды этих дней и часто с волнением вспоминаю их в деталях.

Вновь заставил меня поволноваться недавно прочитанный рассказ «Пису» из книги Габацу Локаева «Спецпереселенцы». Главный герой из этого рассказа напоминает мою сестру, ушедшую в мир иной в 1946 году. Ниже привожу отрывок из данного рассказа, а также параллельно воспоминание о моей младшей сестре.

Автор пишет: «Для того чтобы читатель мог хотя бы мысленно представить, как перевозили вайнахов во время депортации, хочется описать один случай, подобно которому были сотни в пути следования эшелона.

Мы ехали в вагоне с жителями из Серноводска. В одном конце вагона расположились женщины и дети, в другом – мужчины. Среди плачущих детей, которые иногда затихали, особенно выделялась беспрерывным плачем девочка, которой было около 3 года. Прерывая плач, она просила маму вернуться домой. На пятые сутки эшелон прибыл в Орск, где морозы были особенно сильными. Девочка, ее звали Альбика, не переставала плакать, у нее была температура. За эти дни она сильно похудела, красивое личико осунулось, в черных глазах появился лихорадочный блеск. Мне стало жаль ее. Во время остановки на станции я стал сильно стучать в дверь вагона. В дверях появился солдат-конвоир с винтовкой и штыком в руках.

«Кто стучит?» – крикнул он враждебно. «Это я стучу, – дерзко ответил я, – нам нужно лекарство от температуры, тяжело заболел ребенок». «Когда приедете на место, будете просить лекарство, если будешь еще стучать, получишь пулю в лоб». Взрослые отдернули меня от двери. Солдат, выругавшись, резко задвинул дверь и накинул засов.

Мать больной девочки несколько суток не спала, ухаживая за ней. На второй день после случая Альбика перестала плакать и стала тихо звать: «Пису, пису». Так звали их кошку, оставшуюся дома. Весь вагон, затаив дыхание, прислушивался к голосу умирающей девочки. И тут один из мужчин снял меховую шапку и протянул матери девочки, а та отдала больному ребенку. Почувствовав мех, Альбика улыбнулась и прижала слабыми ручками шапку к себе. Вскоре голова девочки упала на бок, и глазки закрылись. Альбика больше не шевелилась. Она была мертва».

Г. Локаев справедливо пишет, что таких душераздирающих случаев было сотни, а я с горечью вспоминаю свое безрадостное детство и тяжелые, скорбные моменты жизни на чужбине.

СМЕРТЬ СЕСТРЫ

1946 г. Холод. Голод. То там, то здесь людей косила голодная смерть, сплошь и рядом печаль и слезы. Смерть не заставила долго ждать и нашу семью. Скоропостижно умер отец, оставив нас, пятерых маленьких детей. Мать была в отчаянии: кормить детей, когда люди умирали с голоду, тяжело, и потому голодали сутками. Даже не было сил передвигаться. Не забуду никогда, как трое суток сидели мы и голодали без единой крошки хлеба и как несказанно я обрадовался, когда мне дали 3 тонких кусочка черного хлеба очень плохого качества. Однако я не стал его есть; любовался им и боялся, что если я съем, то больше хлеба не будет… То же самое, наверно, чувствовали и другие члены нашей семьи, в том числе и трехлетняя сестренка Айна.

Впоследствии меня и Айну определили в детсад. До сих пор помню первый день, когда я пошел в сад. Ко мне, новичку, подошел какой-то упитанный мальчик и одной рукой легко повалил на пол. Пожалев, за меня заступилась одна девочка, со словами «зачем мол, его обижаешь, он же такой худой, немощный». Но случилось так, что мне долго не пришлось посещать это учреждение. Однажды в очередной раз я шел в детсад, держа сестру за руку. Когда мы поднимались по ступенькам к дверям, каким-то образом я отпустил ее руку, и маленькая Айна с крыльца полетела вниз. Смотрю – она вся в крови и тихо плачет. До сих пор душа ноет и плачет, вспоминая эту печальную картину, и не могу себя простить допущенную оплошность. В дальнейшем сестpa начала хворать и слабеть на глазах. Мать сутками не отходила от нее и с влажными глазами носила на руках. Не знаю, что за недуг был у нее, но врачи не советовали ей часто давать воду. А ребенок на руках матери все чаще и чаще жалобно просил: «Мама, хочу воды».

Сердцем чувствуя, что девочка умирает, чтобы впоследствии ее не мучила горечь сожаления, не вытерпев, мать дала ей воды столько, сколько она могла пить. Больше Айна ничего не просила… Она тихо умерла на руках матери… Жить ей суждено было всего лишь три года – голодных и холодных.

СМЕХ СКВОЗЬ СЛЕЗЫ

При общей безысходности и трагедии в те далекие годы, вопреки всему, находились люди, которые своими шутками как-то подбадривали несчастных людей. Одним из таких людей был мой старший брат Бухари – мягкий, добрейшей души человек, но отменный шутник и юморист. Чего только не приходило ему в голову. Однажды (было это зимою, в лютый, морозный день) Бухари заинтриговал меня и двоюродного брата Магомеда (нам в то время было по 5-6 лет) тем, что он обещает нам конфеты при одном условии: мы должны пробежать от нашего барака до детского сада и обратно. Расстояние между этими двумя объектами где-то 100-150 метров. Причем бежать нам предстояло босиком и легко одетыми (не было ни обуви, ни теплой одежды). Соблазн был велик – конфеты! Мы согласились и по команде Бухари побежали в сторону указанного пункта. Было нестерпимо холодно: особенно моему тощему организму, страшно мерзли голые, необутые ноги. Поэтому, добежав где-то до половины пути, я благоразумно вернулся назад. Магомед был полнее и плотнее меня. Бежал он, как настоящий стайер. Добежав до указанного места, он понесся назад, сверкая «гусиными лапками» (красными-красными ногами) и от души плакал. Но, увы, конфет никаких не было. Друзья поддержали и хвалили нас. Не помню, что там, в очередной раз говорил Бухари, Фно над этой потехой все с удовольствием смеялись. Вот уж, как говорится, смех сквозь слезы.

Нурдин Абзотов №29 (1962) 14 февраля 2013

_{Все права защищены. При перепечатке ссылка на сайт ИА "Грозный-информ" обязательна.}