Долгая дорога домой («Молодежная смена»)

14.05.2013 12:40

Старейшина с. Гойское Алхаст Париев (по паспорту Александр), привык быть везде первым. Одним из первых он отправился на фронт Великой Отечественной войны из с. Хильдехарой Итум-Калинского района. Первым из своих товарищей форсировал Дунай, первым, как старший группы полковых разведчиков, врывался в немецкие блиндажи для захвата "языков".

Он один из немногих чеченцев, который прошел всю войну на передовой от начала до конца без серьезного ранения. Один из немногих своих соотечественников, который сразу после войны сменил гимнастерку на тюремную спецовку "сталинских гулагов". Один из первых спецпереселенцев, который в конце 1956 г. привез свою семью из Казахстана на Родину.

В то время ему было З5 лет. Однако, после 16-летней разлуки, родная земля встретила его как чужого. Алхаст устроил свою семью на вокзале Грозного, а сам на такси отправился в Итум-Кале, чтобы в Хильдехарое подготовить дом для семьи. Но дальше Шатоя его не пустили, т.к. от Шатоя начиналась Грузия. Он был вынужден вернуться и отправиться в другие районы, но нигде на территории Грозненской области его не принимали. Везде мотив был один: «Нет указаний сверху принимать чеченцев». Через две недели Алхаст увез свою семью в Кабарду, где его хорошо встретили и устроили.

Ранней весной 1957 года, на телеге, запряженной лошадью, Алхаст через Осетию и Ингушетию привез свою семью в с. Алхазурово. Здесь до войны проживали его родственники. Сейчас здесь не было ни одного из них, и не только его родственников, но даже ни одного чеченца. Его появление для новых жителей Алхазурова - тавлинцев и русских, означал гром среди ясного неба. Они с недоверием встретили Алхаста. Тавлинцы-мусульмане и русские-христиане объединились против него. Никто не предоставил ему и его семье даже временного постоя. После долгих поисков он встретил единственного тавлинца Талхада, который владел чеченским языком и когда-то дружил с чеченцами. Даже этот милосердный человек, по воспоминаниям Алхаста, «радовался» его приезду, как он «радовался» бы при сообщении, что у его отца погибли три самых близких родственника ( по-чеченски «шен де вала йиш йоцу кхоъ велча санна»).

Алхазурово при новых жителях было не узнать. После 1944-го года оно было переименовано в с. Привольное. В чеченских домах проживали тавлинцы и русские. Как правило, одно хозяйство у тех и у других располагалось в двух и даже в трех чеченских домовладениях. Лучший из домов они использовали для жилого помещения, а дома похуже - в качестве сараев и подсобных помещений. Были дома и постройки, которые новые жители разбирали на строительный материал и на печное топливо. Там, где проживали русские, можно было видеть непривычных для этих мест животных - свиней. Было здесь и еще что-то непривычное, можно сказать кощунственное - на чеченских кладбищах не было оставлено ни одного надмогильного камня, которые были использованы как строительный материал для свиноферм.

Алхаст недолго терзал тавлинца своим присутствием. Он, со свойственным чеченцам упорству и трудолюбием, принялся обустраивать для своей семьи полуразрушенный и заброшенный дом.

Тавлинцы сначала держали в нем своих ослов, потом разобрали частично на стройматериал. По словам Алхаста, ему пришлось снять метровый слой навоза, чтобы добраться до половых досок. Потом он накрыл крышу, вставил окна и двери, затем перевез свою семью.

За все это время Талхад (сосед-тавлинец) не скрывал своего недовольства по поводу приезда Алхаста. За каждым его шагом неустанно наблюдали не только соседи, но и "доброхоты" с других улиц. У всех в глазах лютая ненависть, как будто он прибыл, чтобы отобрать доставшиеся им по наследству богатства. Скоро, как и следовало ожидать, неприязнь к Алхасту вырвалась наружу: на него посыпались жалобы. Русские и тавлинцы требовали от властей отобрать у него лошадь и телегу, как средства, приобретенные чеченцем для воровства.

Несмотря на численное меньшинство, на всех руководящих должностях были русские, а если быть точнее, казаки из Ставропольского края. Об этом свидетельствовал тот факт, что почти во всех домах, где они проживали, на стенах висели фотографии, где был запечатлен убитый абрек Зелимхан.

Скоро, выполняя требования возмущенных жителей села, Алхаста вынудили расстаться со своей телегой и лошадью. Справедливости ради надо сказать, что сделано это было не совсем грубо. Был произведен своего рода принудительный бартер: колхозу - лошадь и телега, Алхасту - 2.5 тонны урожая. Когда Алхаст обустраивал жилище, никто ему не помогал: ни соседи, ни сельский Совет, ни колхоз. Ему все приходилось делать самому и за свой счет.

Даже со временем, у проживающих в чеченских домах русских и тавлинцев, отношение к Алхасту не менялось. Он был для них, как бельмо в глазу или костью в горле, о чем они напоминали ему каждый день.

Проходило время, и возвращение чеченцев домой еще не приняло массового характера. В начале мая 1957 года в селе насчитывалось всего около десяти чеченских семей, и все они, как и Алхаст, были уроженцами высокогорного села Хильдехарой Итум-Калинского района, который все еще оставался для них закрытой зоной. Но и этого небольшого количества вернувшихся на Родину чеченцев было достаточно, чтобы некоренные жители почувствовали угрозу своему комфортному существованию. Стена ненависти, неприязни и вражды между двумя сторонами крепла и возвышалась. Несмотря на свою малочисленность, чеченцы вели себя с достоинством, крепко держась друг за друга.

Тем временем Алхаста, с учетом прибывающих чеченских семей, фронтового прошлого, определенных знаний и крепкого характера, принимают на работу лесником, он становится членом правления колхоза, благодаря чему стал владеть определенной информацией. Вскоре ему становится известно, что русские и тавлинцы усилили поток жалоб во все инстанции, требуя выдворения из села чеченцев. Как потом выяснилось, объем жалоб можно было измерить килограммами. Заодно появились слухи о том, что эшелоны со спецпереселенцами то там, то здесь задерживают и отправляют обратно, что высшее руководство страны пересмотрело свое решение относительно возвращения чеченцев на Родину. Эти слухи воодушевляли некоренных жителей, в том числе и на насильственные действия против прибывших в село чеченских семей. Керосин в огонь подливала и привычка тавлинцев безжалостно и безобразно уничтожать местный лес, где лесником работал Алхаст. А валили они деревья с такой ненавистью, как будто перед ними стояли возвратившиеся спецпереселенцы или царские колонизаторы времен Кавказской войны. По словам Алхаста, он однажды не выдержал и выследил колонну из 9 телег, доверху нагруженных лесом. На участке, где они рубили деревья, торчали, словно столбы, метровые пни. Алхаст, не скрывая своего возмущения и угрожая ружьем (как в недавнем прошлом он приводил пленных фашистов), доставил всех браконьеров к зданию сельского Совета и заставил выгрузиться. "Они уничтожали этот лес потому, что он был наш», - говорит Алхаст. У тавлинцев давно и тайно зрел заговор против чеченцев, а этот случай приблизил его развязку.

Так уж случилось, что в 1957 году совпали два праздника - День Победы и Ураза-Байрам. По всей видимости, в эту ночь тавлинцы намеревались устроить для чеченцев ночь «длинных ножей». Организаторы этого своеобразного заговора заранее, на трех телегах привезли из леса орудия расправы - длинные двухметровые увесистые колья из лещины.

«Если убьем этих прибывших, то и другие не будут сюда возвращаться», - говорили они между собой. В жестоком избиении и выселении чеченцев из Привольного (Алхазурово) должны были принять участие и земляки тавлинцев из других близлежащих населенных пунктов - Нового хутора (Гойского) и Комсомольского (Гой-чу). О том, что власти их поддержат, пусть и негласно, заговорщики не сомневались. А представители власти действительно знали о готовящемся античеченском бунте и ничего не предпринимали. Косвенно это подтверждает то, что находившийся в приятельских отношениях с Алхастом участковый инспектор Алексей Сергеевич, русский по национальности, предупредил своего приятеля, чтобы вечером 9 мая он был начеку и никуда не отлучался из дома. Однако события пошли по другому сценарию, что привело к их скорой развязке.

Дело в том, что чеченцы были безвинно отправлены в ссылку и лишены всего своего движимого и недвижимого имущества, 13 лет провели в каторжных условиях, потеряли своих близких и родственников, много раз смотрели смерти в лицо. Теперь же, естественно, испытывали обоснованную неприязнь к пришельцам, уютно расположившимся в их домах, присвоившим чужое добро и не скрывающим свою враждебность. На каждое оскорбление в свой адрес, чеченцы отвечали горячим обжигающим ударом. На этой взаимно неприязненной почве в центре села, 9 мая, возник очередной конфликт между чеченцем и тавлинцем. Инициатором выступил чеченец. После того, как они обменялись оскорблениями и взаимными оплеухами, подоспевший чеченец разнял их, и с силой увел с собой зачинщика - чеченца. В это время, недалеко от места конфликта, по случаю празднования Ураза-Байрам в доме своего собрата собрались взрослые представители всех чеченских семей. Они дружно сидели за праздничным столом. В числе собравшихся были Сайд-Али Адамов, Дакхи Абдурахманов, Сайд-Магомед Бацилов, Сайда Сулейманов, Умар Маликов – всего 9 человек. Обслуживали мужчин, согласно традициям, женщины, в числе которых была и сестра Бацилова Сайд-Магомеда Азман, Хеда – жена Дакхи. Через несколько минут к ним присоединились и эти двое чеченцев, один из которых был сильно встревожен. Они рассказали о случившемся. Сидевшие за столом чеченцы, не привыкшие к такому исходу конфликтов, были возмущены. Несмотря на уговоры соблюдать осторожность, так как в любом конфликте власти винили чеченцев, многие возмутились и ответили «лучше умереть, чем терпеть подобное». Решительно настроенные трое чеченцев быстро вышли из дома и по горячим следам настигли того тавлинца, жестоко избили его и предупредили, чтобы больше не смел на чеченца руку поднимать. Тавлинец этот оказался родным братом того самого Талхада, который "приютил" Алхаста. Чувствуя, что эти события могут иметь кровавые последствия, Алхаст, по окончании дежурства против сбыта спиртных напитков у продуктового магазина, отправился к землякам. Туда же прибыл Талхад. Для него Алхаст был, во-первых, госслужащим, во-вторых, фронтовиком, в-третьих, хорошим знакомым. Было очевидно, что расправиться с другими чеченцами без его участия будет гораздо легче. Алхаст все сразу же понял и предпринял попытку уговорить Талхада уладить все мирным путем, объяснив, что запугать людей, переживших столь суровые испытания, невозможно. Но тот ответил, что ничего не может сделать, разъяренная толпа уже в пути. В это время из дома вышел один из земляков и крикнул Алхасту, чтобы он прогнал этого человека. Таким образом, сами того не ведая, чеченцы ускорили их выступление. Туда, где были чеченцы, спешили крепкие мужики с тремя гружеными арбами. Русские, будучи в курсе происходящего, ожидали кровавых событий, спешно закрывали свои двери, калитки. Улицы опустели. Все были уверены, что произойдет жестокая расправа над чеченцами.

В доме, где собрались чеченцы, было девять мужчин и три женщины: Азман, Хеда с грудным младенцем и ее мать Ачи. Никто не догадывался о стремительно приближающейся опасности, пока Алхаст их не предупредил. К этому времени на них, в буквальном смысле слова, хлынула толпа тавлинцев. По словам Алхаста, их было больше сотни. В час смертельной опасности, грозящей чеченцам, рядом не оказалось ни участкового инспектора, ни председателя колхоза, а председатель сельсовета, который проживал рядом и видел все происходящее, не только не попытался вмешаться, но, выглянув на мгновение, крикнул Алхасту: «Саша, не вмешивайся!» и закрыл за собой дверь. Это явилось еще одним свидетельством того, что против чеченцев была подготовлена серьезная провокация. Ведь и увесистые колья были приготовлены заранее, еще несколько дней назад. Сначала толпа налетела на арбы и в одно мгновение опустошила их.

Чеченцам приходилось испытывать на своей коже все – от тяжелых прикладов стрелкового оружия, до металлических прутьев, лопат и вил. Что касается нападавших, они, вместо ожидаемого страха, заметили в глазах чеченцев ярость и презрительность.

Местность, где проходила стычка, представляла собой уклон и слабо рассеченный рельеф, внизу протекала речка Энгелик, а рядом, почти под боком, располагалось здание сельсовета. Многим из сторонних наблюдателей казалось, что тавлинцы, имеющие почти десятикратное превосходство, забьют насмерть тяжелыми кольями всех чеченцев, но были и те, которые думали, что чеченцы попытаются спастись бегством. Однако увиденное поразило всех. Казалось, что перед сокрушительной лавиной выросла железная скала. Мгновенно, яростно и решительно, засучив рукава, чеченцы встретили напавших, одновременно выкрикивая оскорбления и проклятия в их адрес, называя их рабами и пастухами. Начался ожесточенный рукопашный бой с использованием всего, что попадется под руку.

Яростное сражение какое-то время шло почти на равных. Вместе с мужчинами, как волчица, на равных дралась Азман. Примечательно то, что ни многочисленные свидетели, продолжавшие наблюдать со стороны, ни представители местной власти даже не пытались остановить кровопролитие. В решающий момент Алхаст нанес сокрушительный удар по голове самого рослого тавлинца, что и решило исход побоища. В организованном порядке, увозя с собой своих покалеченных товарищей, они стали покидать поле битвы. На земле лежали четверо серьезно раненных чеченцев. Хорошо зная отношение официальной власти к чеченцам, Алхаст бросился к зданию сельсовета и попросил секретаря вызвать милицию. Та набрала номер телефона, но говорить сама отказалась, и передала трубку Алхасту. Он представился и сообщил, что на чеченцев в с. Привольное совершено нападение. Прибывшая милиция состояла из тавлинцев. Они забрали чеченцев, получивших увечья. Их продержали двое суток в РОВД Красноармейского района, ныне Урус-Мартановского, после чего отпустили. Насилия физического характера по отношению к ним на этот раз не применяли. Не было возбуждено дел и против организаторов и участников конфликта. Помимо всего прочего, связано это было еще и с тем, что чеченцы, ставшие объектом заговора и нападения, считали позором жаловаться властям. Несмотря на серьезные раны, полученные в ходе массового побоища, чеченцы также отказались от стационарного лечения в районной больнице, называя свои раны пустяковыми. Будучи достойными сынами народа, чеченцы не захотели предстать перед врагами в роли пострадавших. Вскоре тавлинцы прислали представительную делегацию, в составе которой были уважаемые религиозные деятели, с просьбой уладить дело мирным путем. Согласно традициям и обычаям своих предков, чеченцы нанесли ответный визит. Чеченцев хорошо приняли, и две стороны помирились. Начиная с этого дня, тавлинцы группами стали покидать село. Происходило это так: днем собирали все ценное имущество, грузили на телеги, готовили мешки и тюки, а ночью выходили из села. Все, что не могли увезти - дома, хозпостройки - намеренно портили. Например, разбивали оконные стекла, рамы, выдергивали половые доски, двери, разрушали потолок – в общем, не оставляли ничего полезного...

Стоит отметить, что чеченцев постоянно пытались оклеветать, обвинить в том, чего они не совершали. В центре села был большой универсальный магазин, сторожем в котором работал пожилой мужчина русской национальности. Однажды утром сельчане узнали, что магазин ограблен, а сторож убит. На земле, как потом выяснилось, специально были оставлены следы в виде брошенных конфет, печенья, ложек и т.д. Создавалось впечатление, что все это уронили спешившие скрыться убийцы-грабители. Что интересно, все следы обрывались у домов, где проживали чеченцы. Скоро из Красноармейского района прибыли представители правоохранительных органов. Случись подобное в настоящее время, прибывшие на место полицейские, думается, учинили бы масштабные обыски, с превышением полномочий в отношении подозреваемых. Но тогда следователи пошли по пути закона. Несмотря на то, что местное население было уверено в виновности чеченцев, следователи провели профессиональное расследование, благодаря чему настоящие преступники, русские по национальности, были задержаны на территории Ставропольского края. У них изъяли часть награбленного, которое они не успели продать.

Несмотря на эти и многие другие подобного рода ситуации, на чеченцев продолжали поступать необоснованные жалобы, повсюду устраивались пикеты и блокировались дороги. Чтобы не пускать в село прибывающих из ссылки людей, «местные» усилили агитацию среди жителей с требованием не уезжать, не освобождать и не покидать дома. Когда и это не помогло, они стали продавать дома возвратившимся хозяевам по завышенным ценам, т.е. чеченцы были вынуждены выкупать свои же собственные дома, но без имущества и подворья. Такова была реальная картина «счастливого» возвращения чеченцев на свою историческую Родину.

Мухмет Амиров №36 (1070) 11 мая 2013г.

_{Все права защищены. При перепечатке ссылка на сайт ИА "Грозный-информ" обязательна.}