Безграничное мастерство Али Марисултанова

28.05.2013 15:38

«Эталоном для подражания мне всегда служил и служит великолепный актер и режиссер Али Ибрагимович Марисултанов, которым в свое время сыграно свыше 120 ролей – от Трубодура в «Бременских музыкантах» до «Принца Датского» – это слова молодого актера, режиссера Султана Темишева, слова ученика об учителе.

И если к 40-летию своего творческого пути Мастер заслужил их, то с уверенностью можно сказать: «Вся жизнь не зря отдана его величеству Театру!»

А то, что жизнь Али Марисултанова действительно вся без остатка принадлежит Мельпомене, не сомневается никто, кто знает этого удивительного человека – Заслуженного артиста ЧИАССР, Народного артиста Чеченской Республики, главного режиссера Государственного русского драматического театра им. М. Ю. Лермонтова, заведующего кафедрой актерского искусства ЧГУ.

Совсем мальчишкой, сразу после окончания школы – а было это 26 мая 1973 года – впервые ступил Али на театральные подмостки. Ступил и, в буквальном смысле, не сходил с них в течение двух лет, пока его не забрали в армию. Он жил на сцене… и это не в переносном смысле слова – он репетировал на сцене, играл на сцене, спал и ел там же. Почему?

– Не потому что мне негде было жить, как могло показаться, – улыбается Али. – Просто когда мой дядя, мамин брат – поэт Абдула Садулаев, впервые привел меня к Мимолту Солцаеву (как сейчас помню – репетировали “Ричарада III, Шескпира), и тот, послушав мое художественное чтение, сказал: «Оставайся… но все в твоих руках», я воспринял его вердикт буквально. Это слово звенело во мне стократным эхом – оставайся… оставайся… оставайся… Мне казалось, нет, я просто боялся, что если я уйду со сцены, меня туда уже не пустят. И когда заканчивался спектакль, уходили зрители, потом актеры, потом рабочие сцены, я оставался один. Театр ночью – это завораживающее зрелище. Я смотрел со сцены в темный зал, и мне чудилось, что оттуда все герои наших спектаклей, все сценические образы смотрят на меня – на меня, молодого человека, начинающего актера, смотрят с выжиданием, испытывающее, вопросительно: «Кто ты? Ты навсегда или мимоходом?». А я уже знал – я не смогу без театра, и мне хотелось кричать: «Я здесь навсегда, на всю жизнь, весь без остатка!»

- Вы с детства мечтали о театре?

- Нет. Я помню, мы, выпускники, перед последним звонком сидели в пионерской комнате (помните, в школах были такие такие?), и у нас шел разговор о том, кто кем хочет быть, в какой вуз поступать? Я просто слушал, так как у меня не было никаких определенных целей. И уже дома, ночью, все думал над тем, что же меня привлекает в жизни? Перебирал разные профессии, но в сознании почему-то, то и дело, всплывали театральные декорации, сценические образы из спектаклей, на которых мне посчастливилось побывать – это “Аршин Мал Алан” и “Бож-Али”. И как-то так спонтанно родилась мысль: “А что если попробовать?”

И только некоторое время спустя, когда я в роли Сольери увидел нашего знаменитого актера Муталиба Давлетмирзаева, я понял, что без этой профессии я не смогу. Настолько он повлиял на меня, его проживание роли и все, что он делал на сцене, настолько впечатлительно было, что я после спектакля ходил подавленным. И тогда я понял – да, это мне нравится, и ничего другого я не хочу, только театр – и на всю жизнь!

Вскоре меня приняли во вспомогательный состав труппы Чечено-Ингушского Государственного драматического театра им. Х. Нурадилова. Вот так началась моя творческая деятельность, которая в то время прерывалась лишь однажды – когда я служил в армии. А после армии я прямо с поезда в солдатской форме направился сразу в театр, а потом только поехал домой. Увиделся с родителями, родственниками и снова вернулся в то место, которое сердце мое не покидало никогда.

Я ещё года два жил на сцене, до того любил театр и боялся, что если я уйду, меня обратно не пустят. Раиса Гичаева приносила мне кушать и всячески опекала меня. Благодарность к ней всегда живет во мне. И вообще, самые нежные воспоминания связаны у меня именно с тем периодом – так тепло, уютно, искренне было тогда. Ночью сторож театра, когда было холодно, укрывал меня своим тулупом, а рядом на табурете оставлял для меня половину своей еды. Утром, когда к 8 часам приходили актеры на репетицию, они говорили шепотом, ходили на цыпочках, чтобы не разбудить меня, потому что знали, как поздно я засыпаю.

Свою зарплату я первое время оставлял в театре, я не понимал, как это – заниматься любимым делом и еще получать за это деньги. Опять-таки, Раиса Гичаева – живой свидетель, она всегда возмущалась по этому поводу и отчитывала меня, а я думал, что наношу вред театру, отбирая у него эти деньги. Мальчишка… 16-17 лет. Я думал, почему все люди в мире не работают в театре и почему все всё не несут в театр. Азаев Хамид, когда я ушел в армию, отвез собранную коллегами зарплату моему отцу. Отец, подумав немного, сказал ему: «Извини, Хамид, но я не могу взять эти деньги. Раз их не брал мой сын, значит, ему так надо было. Приедет, пусть решает сам». И Хамид привез эти деньги обратно.

Вот такие были времена…

- Помните первую роль?

- Конечно. В “Ричарде третьем”, совсем маленькая роль, эпизодическая, буквально несколько слова. Я показывал толпе на главного героя и говорил: “Посмотрите, вот он стоит – наш полководец!” Но это была Роль, тем более мы тогда над каждым словом по три дня работали, оттачивали, пока это слово не зазвучит во всех смыслах – и содержание, и музыка, и ритм, и произношение

Помню, из гримерки случайно услышал разговор двух зрительниц. На вопрос одной из них “Вы тоже пришли на спектакль? “, другая ответила: “Да, я пришла послушать разговорную чеченскую речь Марисултанова”. Это был результат нашей работы над каждым словом.

- Какие роли считаете своими по духу?

- Мне всегда проще работать в драме, трагедии, потому что у меня всегда на сцене вперед лезли чувственные начала – по амплуа я герой-романтик, герой-трагик. Есть люди, которые великолепно владеют техникой, например Дагун Омаев. До того у него мощная техника исполнения, что кажется человек сейчас взорвется, на самом деле чувства у него спокойные. У Бай-Али Вахидова техника очень сильная, у него она смешана с чувствами. У меня же всегда чувства на пределе. Особенно мощно в этом плане была роль Манкурта в работе по пьесе Чингиза Айтматова «И дольше века длится день». Эпизодическая роль в «Преодолении хребта» Чебалина. Эта работа была выдвинута на Государственную премию. И комиссия, которая принимала спектакль, назвала меня единственным актером, который справился со своей ролью. Это была, конечно, не только моя заслуга – автором была сильно выписана эта роль. Она возвышалась над всем.

Удавшейся считаю роль Калоя в постановке «Из тьмы веков». За эту роль мне было присвоено звание заслуженного артиста ЧИАССР. Роман был инсценирован М. Солцаевым и И. Базоркиным, и это было грандиозное событие в театральной жизни республики. Состоялось 9 премьер! Пока все население Чечено-Ингушетии не посмотрело этот спектакль. Тогда впервые на моей памяти в театр был вызван милицейский наряд – на второй премьере были сломаны двери в зал, так много зрителей было.

– За плечами 40 лет творческого пути…

– …за плечами 40 лет творческого пути, а у меня такое ощущение, что все только начинается.

Трудно согласиться с Али Марисултановым по поводу «ничего не сделано». Слишком он строг к себе. С годами его мастерство отшлифовалось, как речной камень, без конца омываемый чистой горной рекой. И как эта река пополняла свои воды из хрустальных горных родников, так и он, сначала как молодой актер, вбирал в себя наставления своего любимого уважаемого учителя Мимолта Солцаева и мастерство великолепных актеров Чечено-Ингушского драматического театра, затем с годами наполнял свое искусство мастерством, питаясь вечной и верной любовью к театру, на сцене которого им создан не один великолепный образ.

Али Марисултанов окончил актерский факультет Воронежского Государственного института искусств. В 2012 году – режиссерский факультет Государственной академии культуры и искусств, мастерскую известного театрального режиссера, Народного артиста РФ, главного режиссера Центрального академического театра Российской армии, профессора Бориса Морозова, а совсем недавно – аспирантуру при Академии РФ по подготовке работников искусства, культуры и туризма по программе «Режиссура драматического театра». По версии общероссийской газеты «Народы Кавказа» в 2012 году Али Марисултанов стал «Режиссером года». За неполные два года он поставил на сцене Русского драматического такие спектакли, как «Предложение», «Шейх поневоле», «Дорогая сноха» – совместно с Султаном Темишевым, «Рыцари кавказских гор», где полностью переделал сюжет, ввел новые декорации, мизансцены, музыку. Сейчас готовит постановку по пьесе Тауза Исаева «Звезда Кавказа».

А. Марисултанов является инициатором открытия кафедры актерского мастерства на базе Чечено-Ингушского государственного университета, на которой он с первого дня работы преподает основы актерского мастерства и сценическую речь. Эта кафедра – единственная в республике, выпускающая творческих работников по специальности «Актер драматического театра и кино». А. Марисултанов считает, что надо воспитывать свои кадры – от этого зависит успех наших театров. И для него особой гордостью является то, что на актерском отделении имеют возможность учиться уже 50 человек, и то, что за последние 5 лет режиссерское отделение в Московской академии у Морозова закончили Султан Темишев и Рустам Шахгириев. И здесь хочется сказать еще и о том, что благодаря Али Марисултанову, в академии на режиссерском отделении создали группу только для 5 человек из нашей республики, в которой, в частности, учатся Хава Ахмадова, Успа Зубайраев, Апти Исламгериев и другие. За 65 лет в республике не было выпущено ни одного режиссера, а сейчас за 5 лет семерых воспитали. И, как считает А. Марисултанов, если из них хотя бы один станет хорошим дипломированным специалистом – это большое дело, так как режиссер – «штучный товар».

Но, несмотря на все это, Али Марисултанов говорит:

- У меня такое чувство, что я еще ничего не сделал. От этой мысли становится не по себе.

Странно звучит, конечно, особенно для чеченца, но если бы у меня во дворе выгрузили КамАЗ денег – я был бы самым несчастным человеком. Мне это не нужно, я живу другими ценностями, категориями, мыслями. Я, например, только в позапрошлом году узнал, что в театре есть бухгалтер. Знал, что есть какие-то окна, где выдают зарплату, и все.

У меня одна дорога, один путь, одна ценность – театр. Я часто задумываюсь над словами шейха Мухамада аль-Газали: «Человек обладает только тем, что нельзя потерять при кораблекрушении». Действительно, начинаешь рассуждать и понимаешь – человек в этом мире ничем материальным не обладает. Остается добро, которое от тебя шло к людям. И то – это твое деяние остается детям, когда ты уйдешь, им скажут: «У тебя был достойный отец». Остается то, чему ты отдал свое сердце, свой ум, всего себя. Для меня – это театр, сцена, актеры. Когда настанет наш последний день, обязательно захочется оглянуться назад и подумать – что я после себя оставляю? Если неправильную жизнь прожил, то и оглядываться не стоит, все равно там ничего нет, кроме человеческой боли и страданий, которые ты причинил кому-то.

В давние времена в одном селе люди хоронили умерших прямо во дворе. И когда Пророк (мир Ему) спросил их: «Почему? У вас нет кладбища?», они ответили: «Могилы наших близких каждый день напоминают нам, что не сегодня-завтра мы должны уйти из этого мира». Я думаю, надо жить, всегда помня об этом.

- Театр – режиссер – актер – зритель… Как много в этих звуках для сердца Вашего слилось?

- Главное – если есть театр у народа, то этот народ считается грамотным, образованным, благополучным. Главная задача театра – воспитывать подрастающее поколение, воспитывать сознание человека на мировой классике и особенно на национальной. Если мы своих детей не воспитаем, всегда найдется человек, который воспитает их так, как он захочет.

Театр работает тогда, когда зритель покидает зал, а еще неделю ходит под впечатлением от увиденного – и у нас были такие спектакли. Вот тогда театр воспитывает.

Театр – это наш красивый язык, а язык – это всегда твоя культура. Ведь как сказал Островский? «Русский язык существует, пока существует русский театр» – в каком контексте это сказано? Язык развивается в театре. И это относится к любому языку. Там, где говорят на этом языке, там язык живой.

В театре должны быть люди, которые не могут жить без театра. Театр будет тогда, когда мы будем чувствовать, что нам плохо без театра. Только любящий театр человек может пожертвовать хотя бы частью своей жизни. Не талантливый жертвует, а любящий.

Это относится и к режиссерам, и к актерам, и к зрителям.

Мое глубокое убеждение – самый лучший режиссер получается из актеров. Режиссер, владеющий актерским мастерством, это мощная сила. А кто владеет только режиссурой – это полурежиссер.

Главные в театре актер и зрители, так как спектакль может не состояться только в двух случаях: когда нет актера и когда нет зрителя.

Все, что выходит из-под пера гениальных драматургов, все передается через душу и сознание актера к душе зрителя. Если актер любит роль, он отдает ей часть своего существа, своей души, сознания, становится с ней единым целым. У актера сложная жизнь. Недаром по статистике в графе «Средняя продолжительность жизни – 55 лет» стоят актеры, затем дирижеры, практикующие хирурги, режиссеры.

Сейчас многое оторвано от души, и именно поэтому театр перестает выполнять свои социальные функции. А когда-то у нас был Золотой век, около 20 спектаклей в репертуаре, где каждый актер – гениален. Тогда было проще. Сегодня мы начинаем с нуля, и главная моя задача как режиссера – если я люблю театр, дорожу им, то это даже моя святая обязанность – воспитать коллектив. Если мне удастся воспитать творческий коллектив единомышленников, заметьте – не талантливых людей, а людей, которые в первую очередь любят театр – вот тогда у нас будет театр! И надежда есть, потому что в театре есть хорошие ребята, которым я всегда говорю, человек на сцене должен думать. Интересно смотреть не на говорящего, а на думающего. Театр не должен быть говорильней. Актер должен проживать, переживать, сопереживать и думать и делать свою работу добросовестно. Тогда у нас будет зритель. И нельзя говорить, что у нас неблагодарный зритель. Просто зрителя надо воспитать, завоевать и помнить, что он – третий участник спектакля.

- А если не театр… Представить можете себя в другом месте?

– Знаете, после первой войны я вышел как-то в город – мне надо было отремонтировать обувь. На улице хаос, разруха, серость, подавленность. Зашел в будку к сапожнику, а у него так уютно: чайник на самодельной плитке кипит, тихая музыка из транзистора, обувь аккуратно разложена… и такое умиротворение. Вот тогда я подумал, что если бы не актером, то хотел бы я быть сапожником…

Но по большому счету, если бы не театр, просто не знаю, как бы сложилась моя судьба.

- Какое человеческое качество Вам претит больше всего?

- Не люблю предательство. Предатель готов предать все: и мать, и отца, и Бога. Предательство – самая гнусная вещь. Боюсь невежественных людей, потому что невежественный человек не слышит тебя. Не ушами, а душой. А все проблемы начинаются тогда, когда тебя не слышат и поэтому, естественно, не понимают. Самое страшное, что нас съедает невежество. В Коране говорится, что в судный день солнце опустится на вытянутую руку, и в огненной гиене будут гореть камни. И в самых жарких руках огненной гиены вместе с камнями будут гореть невежественные люди. Вот что такое невежество.

- А что цените в людях?

– Отвечу словами героя из «Звезды Кавказа», сильнее я не смогу сказать. «Не говорить хочу с тобой, хочу молчать. И в молчаливости такой все понимать». Мне нравятся люди молчащие, органичные, наполненные. В данном случае, это, скорее всего, относится к актерам.

- После стольких лет разрухи, после каких-то разочарований, имея массу проблем, что дает Вам силы жить и творить?

- Я не стесняюсь сказать это – мне дает силу любовь к этому театру. И если меня будут ненавидеть, я это смогу простить. Но если мне не дадут работать в театре, этого я простить не смогу никогда, никому. И жить без этого не смогу.

Нехитрая философия Али Марисултанова

- Ваше жизненное кредо?

- Всю жизнь мы должны учиться только одному, все остальное приходит само по себе – мы должны учиться прощать друг друга. Вот тогда мы станем людьми, и Бог нас тоже простит.

После первой войны я был какой-то злой, не знаю даже, почему. Я понимал, никто из окружающих ни в чем не виноват. И я в 12 часов ночи с четверга на пятницу выходил с Ипподромного, где тогда жил, и, читая молитву, шел в Урус-Мартан. Ночь, звездное небо и ты. Идешь, просишь Всевышнего и понимаешь – все остальное не имеет никакого значения. Появлялось столько добра в душе, что на следующий день хотелось обнимать каждого встречного, даже незнакомого тебе человека. Когда мы что-либо очень сильно просим у Всевышнего, он обязательно это дает.

Я не знаю, сколько мне осталось жить, но все это время я буду обращаться к Всевышнему словами героя из пьесы «Я вернусь»: «Спасибо тебе за то, что я жил, за то, что я плакал, падал, поднимался. Мне нечего больше просить у тебя для себя. Но я прошу тебя за всех актеров – согрей их, они отдают тепло своей души людям, зрителю, который уходит, а они сами остаются ни с чем…».

Этой пьесой я хочу отдать дань памяти всем нашим актерам, всем, особенно незаслуженно забытым.

Лиля Магомаева№99 (2032) №99 (2032) 28 мая 2013г.

_{Все права защищены. При перепечатке ссылка на сайт ИА "Грозный-информ" обязательна.}