Обращая в вечность мгновения… («Вести республики»)

09.10.2013 15:49

О братьях Абаевых я слышала давно. Три художника – в одной семье! – это впечатляло и наполняло гордостью.

Но насколько люди этой профессии, призванные «обращать в вечность текущие мгновения», востребованны? Насколько вообще в нашем народе востребованны люди искусства, в том числе и художники? Не спешу дать ответ на этот вопрос, потому что это в какой-то степени будет и ответ на вопрос, насколько мы состоялись, как нация.

Ведь многие из нас считают, что все наше искусство заключается в том, чтобы с «эстрады петь рулады».

- Искусство и народы, хранящие свою культуру, — явление неизбежное. Люди искусства близки друг другу, иной раз эта близость сильнее, чем родство в семье, — сказал младший из братьев – Леми Абаев.

Не вызывает сомнений то, что люди искусства близки друг другу, — наверное, это люди из особого сплава.

Но вот то, что «искусство и народы, хранящие свою культуру, — явление неизбежное»… Хотелось бы в это верить, но… так ли уж неизбежно это явление?

Можно по-разному оценивать факт, что в семье Абаевых все трое братьев учились в институте им. И.Е. Репина Академии художеств.

Их отец — Шамсудин Абаев — остался сиротой в годы ссылки чеченцев в Среднюю Азию. Но выжил, вырос хорошим человеком, не растеряв тех ценностей, которые передавались в народе из поколения в поколение. Встретил хорошую девушку, женился. Двое детей четы Абаевых — Султан и Лечи – родились еще в Киргизии. Они, как и все дети изгнанных из родины чеченцев, росли в атмосфере безмерной любви к Кавказу и Чечне. В 1957 году чеченцы начали возвращаться на свою историческую родину, в старые разрушенные и заброшенные сёла, к могилам своих предков. Возрождение, как и для других народов Кавказа, было трудным, далеко не все шло гладко. Но людям помогало сознание того, что они, наконец, дома, и они во всем поддерживали друг друга.

- После войны теряется целый культурный пласт, — говорит Леми. – А тут больше: тут выселение целого народа. Появление трёх братьев из чеченцев в мире искусства — ничем не примечательное событие. И вряд ли нам, братьям Абаевым, удастся что-то кардинально изменить в отношении к культуре чеченцев. Речь может идти о крупицах творческого наследия, которое может быть утеряно или сохранено в последующем. Это значит, что родятся новые дети, у которых будет врождённая потребность в возрождении национальной культуры, и так же, как мои братья Султан и Лечи, они посвятят свою жизнь возрождению и сохранению духовного наследия горцев. Внутри каждого общества существуют противоречия, и современная «чеченская среда» — не исключение. Мне думается, такие народы как осетины, лезгины, грузины, уже давно использовали бы в своих национальных интересах подобный факт, если бы в их среде появились братья, закончившие учёбу у трёх известных мастеров современности. Старший брат Султан учился в мастерской под руководством А.А. Мыльникова, средний – Лечи, у Е. Е. Моисеенко, я закончил учёбу в 1990 году в мастерской Ю.М. Непринцева.

- Вся кавказская культура формировалась в процессе сложных межродовых взаимоотношений, — продолжает Леми. — Культура и искусство горцев эволю

ционировали дольше всего в условиях, приближённых к войне. Не следует удивляться, что поговорка «Хочешь мира – готовься к войне» материализовалась в одежде и оружии горцев, в архитектуре с хорошо оборудованными для ведения войны башенными комплексами. На некотором этапе нестабильность для горцев стала стабильной нормой, соответственно, это отразилось на искусстве Кавказа. Война длится многие столетия, формируя у потомства военизированную прикладную эстетику. А депортация некоторых горских народов прервала культурную связь горцев между собой.

В отличие от Леми, Султан воочию увидел всю тяжесть положения людей, находящихся на чужбине. И для него имело огромное, ни с чем несоизмеримое значение возвращение родителей на их историческую и сказочную родину, на Кавказ. Наверно, этот период детства предопределил его будущее. Не случайно одну из первых работ, выполненных после учёбы в Академии художеств, он посвятил своим детским снам. От этой трогательной картины, изображающей спящего в колыбели младенца с ангелом над изголовьем, почему-то щемит сердце. И в своих последующих работах, всем своем творчеством, всей жизнью он делает все для расцвета этого пласта культуры. «Что-то останется после нас», — говорит он. Другое дело, сумеем ли мы по достоинству оценить его порывы, порывы его братьев способствовать воссозданию или созданию национального изобразительного искусства.

Средний из братьев — Лечи — охотно принимал планы старшего, даже если не во всём бывал согласен. Султана и Лечи, по словам Леми, сближало больше всего то, что они были детьми, рождёнными на чужбине. К слову, оба родились в один и тот же день, 1 ноября, с разницей в три года: в 1954 году родился Султан, в 1957 — Лечи. Младший из братьев — Лёми — родился 1961 году, после возвращения семьи в Чечню. Это были непростые годы для молодой семьи. Становление семьи сам по себе процесс сложный, а без родительской поддержки, без опеки и помощи родных со стороны главы семейства и тем более.

- Огромная заслуга в том, что мы вообще выросли, принадлежит двум нашим тётям, — говорит Леми. -Когда наша мама не справлялась с очередной проблемой, ей всегда помогали её сестры. Мы часто выезжали в горы Чечни на летние каникулы. Султан с детства проявлял интерес к искусству и археологии, а Лечи обладал фантастической изобретательностью. Я всегда оставался для них маленьким, и они не посвящали меня в свои тайны и игры.

Когда Леми был уже подростком, Султан и Лечи покинули посёлок Новогрозненский. Султан поступил в Дагестанское художественное училище, а Лечи был призван в армию. Младшие сестры подросли и уже могли оказать посильную помощь отцу и матери. Они были (и остаются) преданными и заботливыми детьми и помощниками для родителей.

После окончания каждого семестра Султан привозил свои картины и оставлял их дома. У Лечи и Леми было достаточно времени, чтобы изучить проделанную Султаном учебную работу. В основном это были рисунки и этюды маслом. Так постепенно их дом заполнялся холстами и различными предметами, свидетельствующими о принадлежности к миру искусства. Находились люди, которые внушали Шамсудину, что его сыновья избрали не тот путь, что художники будут изгоями в чеченском обществе. Наслу

шавшись их, отец часто предвещал сыновьям, что они не будут пользоваться почтением в обществе и будут жить чуть ли не на подаяние людей.

- В общем, он был прав, — с горечью произносит Леми. — Но надо признать потребность времени, в котором мы оказались. Не знаю, как воздействовали на старших моих братьев пророчества нашего отца, но я испытывал ужас перед будущим. И даже теперь, став взрослым человеком, я испытываю сомнения в правильности пути, выбранного нами вопреки желанию отца. Время утекло, как вода между пальцами. Детство наше было тяжелейшим. Но Всевышний, наверное, хранил нас… Чеченский народ, испытавший всю тяжесть войны с царской Россией, революции, Отечественной войны и депортации, оставался ещё добросердечным. В семидесятые и восьмидесятые годы ХХ столетия началась эпоха возрождения нации, и среди жителей Чечни были, конечно, люди, поддерживавшие наш выбор служения искусству.

Были они не только в Чечне. К примеру, в Дагестане, где учился Султан, добросердечное отношение к братьям Абаевым было подчеркнутым. Когда в 1977 году Леми приехал поступать в Махачкалинское художественное училище им. Джемала Дахадаева, он почувствовал к себе трепетное и братское отношение не только студентов, но и преподавателей. Было видно, что его старший брат пользуется здесь уважением за одарённость, работоспособность и доброжелательность. Все интересовались тем, почему вслед за Султаном приехал младший брат, а не средний – Лечи. Но он в это время служил в армии, и так получилось, что вторую половину срока службы проходил в Ленинграде. Султану ещё предстояло пройти педпрактику после училища, а Лечи уже готовился поступать в Академию художеств. Конечно, даже одно воображение того, что можно поступать в институт имени И.Е. Репина или в Московский Суриковский институт вызывало в кругах студентов большой резонанс. Кстати, из студентов-дагестанцев, учившихся с Султаном, ещё трое окончили институт им. Репина. В 1980 году весной по окончании третьего курса Дагестанского художественного училища Леми ушёл армию, а после окончания срока службы, в мае 1982 года, приехал в Ленинград. Лечи и Султан уже заканчивали первый курс живописного факультета института им. Репина. То, что они поступили в один год, конечно, было большим событием. Чтобы два брата, чеченцы, прошли такой конкурс при поступлении в Академию, — это было фантастикой, не говоря уже о Леми. Отец всячески препятствовал его отъезду, уговаривал его остаться дома и поступать в Грозненский нефтяной институт. Но Леми тем же летом подал документы на поступление в институт имени И.Е. Репина. Окончившие первый курс Султан и Лечи в это время находились в Крыму на практике.

Ежедневно после занятий Леми оставался в их мастерской. Там он познакомился с их преподавателем Сергеем Николаевичем Репиным, который однажды вечером зашёл в мастерскую. Однокурсники Султана заочно знали третьего Абаева, и его появление вызывало у многих улыбку. Может, они считали, что три брата для одной академии — это слишком. Его часто спрашивали, почему он тоже хочет быть художником. Он отвечал по настроению.

Для подачи документов на поступление нужны были работы, и многие студенты приходили в мастерскую, чтобы помочь Леми. Лечи хорошо владел композицией, и буквально на глазах в карандаше создавал эскизы, показывая брату хитрости игры темных и светлых пятен, из которых можно было что-то создать, но Леми не сразу удалось овладеть этими навыками и мастерством. Ему была уготована роль подмастерья самой жизнью, он учился у своих братьев многому. Младший пошёл по стопам старших. Первый курс в мастерской у Репина Сергея Николаевича. Второй курс — у Уралова Ивана Григорьевича. После второго курса проходит распределение студентов по основным мастерским. Султан учился в монументальной мастерской под руководством академика Мыльникова, и хотел, чтобы Леми попал к Андрею Андреевичу. Лечи учился у Моисеенко, и желал, чтобы брат попал к Евсею Евсеевичу. Но судьба так распорядилась, что его взял к себе Непринцев Юрий Михайлович. Три года братья Абаевы учились в институте им. И.Е. Репина вместе и виделись каждый день в стенах Академии художеств. Младший брат вспоминает:

- В живописи Султан имел определённые качества, он всегда пытался создать сложные цветовые отношения. И это качество нашло благодатную почву в монументальной мастерской Мыльникова. Живопись Султана в целом оказалась невостребованной, ему не пришлось применить свой профессионализм монументалиста на конкретной стене или на каком-нибудь объекте. Чтобы оценить его живописные полотна, надо быть профессионалом. В национальной тематике, в языке выражения древности, архаики элементов национальной культуры его сложный цветовой фон работает и создаёт особенную кульминацию. Почти фресковая сухость в полотнах Султана отвечает внутренней скорби, с которой уже сроднился чеченский народ.

В июле 1986 года впервые они втроём побывали в горах Чечено-Ингушетии, где у старших братьев проходила преддипломная практика. Это был замечательный поход. Был собран хороший материал для дипломных картин Султана и Лечи. Многие из тех работ, выполненных непосредственно в горах Чечни, стали ключевыми в творчестве Султана и Лечи. Леми тоже удалось написать несколько красивых работ, из которых, к сожалению, сохранилась только одна.

Мало сохранилось студенческих работ и у Султана. Дипломная работа покинула стены Академии художеств неизвестно как и в каком направлении. В этом отношении Лечи оказался более везучим. Он отличался бесстрашием в выборе сюжета. Лечи, безусловно, одарён, он мог взяться за любую тему композиции, и не замыкался на заведомо невыполнимом. Студенческие семестровые работы Лечи свидетельствовали о многогранности его творческой натуры. Лечи мог одинаково прочувствовать и чеченскую, и русскую тематику. Многие его студенческие работы сохранились и являются ценными даже в эскизном варианте.

На этом, как говорится, можно бы ставить точку. Но отчего так щемит сердце и перед глазами все стоит картина Султана, на которой изображен ребенок в колыбели? Так и кажется: подтолкни слегка – и она закачается. Что же так тревожит и влечет к этому полотну? И вдруг понимаю: ее хрупкость, ее незащищенность. И это же чувство не покидало меня во время всей нашей беседы. Чувство полной безнадежности и невостребованности творений больших художников. Наших художников. Султан попытался открыть здесь художественную школу – не нашел понимания. Лечи потерял жилье в результате военных действий, и вынужден был покинуть республику. Леми вследствие той же причины – проблемы с жильем – бывает дома лишь наездами. А если так, все ли благополучно с культурой в нашем общем доме?

Умиша Идрисова №192 (2125) 9 октября 2013г.

_{Все права защищены. При перепечатке ссылка на сайт ИА "Грозный-информ" обязательна.}