Память сердца

11.04.2014 16:33

Это рассказ о единственной в Курском педагогическом институте (теперь университете) чечено-ингушской группе, куратором которой я была.

Давно это было — ещё при Советской власти. В 1973 году я вернулась из Москвы после защиты кандидатской диссертации в Курск, на кафедру русского языка. Коллеги поздравляли меня с успешной защитой, я мечтала отдохнуть после напряжённой работы. Но замдекана факультета Борис Николаевич Баланенко сказал: «Отдыхать некогда: будете куратором чеченской группы». И добавил: «Если будет трудно — поможем: работа предстоит вам непростая».

Первым делом я ознакомилась с личными карточками-анкетами моих будущих питомцев. 25 человек (21 — чеченцы, 4 — ингуши), в основном из районов: Гудермес, Серноводск, Шатой, Ачхой-Мартан, Ведено… Тогда мне эти названия ни о чём не говорили. Почти у всех — хорошие и отличные аттестаты зрелости: руководство республики ответственно подошло к отбору целевиков для учёбы в Курском пединституте, который пользовался авторитетом и доброй славой в стране. Почти все родились в Восточно-Казахстанской области — значит, после депортации родителей, о которой я имела самое смутное представление. Да, группа и вправду непростая, поневоле задумаешься: и как учить, и как воспитывать ребят.

Не скрою, я волновалась перед первым занятием. Вошла. Стоят передо мной черноглазые подтянутые мальчики и такие же черноглазые девочки, все в газовых косыночках, — очень юные, почти дети. И я, не успев поздороваться, невольно улыбнулась: они понравились мне. И они сначала сдержанно и несмело, а потом открыто и дружелюбно стали улыбаться в ответ. Эта первая встреча определила наши отношения на все пять лет. Для меня они были детьми, улетевшими далеко от родного дома, от своих близких. Конечно, я никому, а тем более им самим об этом никогда не говорила. Просто старалась помочь, чем могла: отправляла в общежитие кастрюльки, сковородки, термос, грелку, тёплые носки, учила утеплять комнаты в мороз, лечила от простуд малиной и мёдом. И они, и я воспринимали это как дело житейское, обычное — а как же иначе, если я старшая, а они младшие?

У меня как у куратора проблем с их учёбой не было. Некоторые все пять лет были отличниками: Алхазур Лалаков, Аминат Булгучева, Ася Мадаева. Можно было только восхищаться почерком Алхазура — изящным, необыкновенно красивым! Почти все учились хорошо: Руслан Зармаев, Идрис Муртазалиев, Руми Юсупова, Мария и Люба Албогачиевы, Феня Арчакова, Висам Тутуев, Сулейман Чегарбиев, Малика Газиханова, Саид Хадашев, Натуся Гайтукаева, Дауд Исмаилов, Тоита Мацуева, Бойси Юсупов, Зина Алаудинова, Турко Аббасов… — да почти вся группа. Очень «слабых» практически и не было. И об отчислении речь никогда не велась. Если у кого-то возникали проблемы с учёбой, староста Руслан Зармаев и двадцатилетний «аксакал» Висам Тутуев решали их без моей указки, но, конечно, с моей помощью и помощью «сильных» товарищей. Труднова-то приходилось Рамзану Лулуеву, Ахмету Фаргиеву, но институт они окончили без особых проблем.

Ребята занимались спортом, а портрет Идриса Муртазалиева украшал Доску почёта спортивных достижений института.

Эти мальчики и девочки ощущали себя представителями своей маленькой республики в большой многонациональной России: уже на первом курсе они напечатали в «Курской правде» статью «Мы из Чечни», в которой с любовью рассказали о своей родине и тех местах, где они выросли.

Но главной гордостью нашей группы всегда была художественная самодеятельность. И на факультете, и в институте, и в городе выступления чеченцев имели оглушительный успех.

Под аккомпанемент бубна и баяна, на котором хорошо играла Мария Албогачиева, оживала культура гордого, свободолюбивого народа — вайнахов. Программу открывало обычно выступление ребят. Они держались на сцене с большим достоинством, их громкое гортанное многоголосное пение покоряло зал. А потом шёл мужской танец — огневой, боевой, молодой. Ребят сменяли девочки — Руми, Малика, Натуся, исполнявшие (всегда на «бис!») девичий лирический танец. И в конце программы — лезгинка: как орлы, широко раскинув руки-крылья, летели на цыпочках джигиты, гордо глядя на своих подруг, а они в красивых платьях и прозрачных покрывалах буквально плыли в прекрасном танце. Каждый номер сопровождался громом аплодисментов, а я, «как нянька старая», по выражению Пушкина, радовалась успеху своих ребят и гордилась ими. Удивительно то, что это ведь было выступление не артистов-профессионалов — это были обычные студенты, которые щедро делились со всеми талантом и культурой своего народа. Жалко только, что всё это осталось лишь в памяти, — видео тогда не было.

Не подумайте, что я рисую здесь красивую картинку о дружбе народов СССР и скрываю трудности и сложности в нашей работе.

Трудности были — то мелкие, а то и крупные.

Помню, на одном из занятий на первом курсе я взяла из пособия примеры: «неотправленное вовремя письмо», «нелюбимый в семье ребёнок»… Мои ученики вдруг заволновались, зашептались, а потом Алхазур, отшвырнув ручку, заявил: «Мы не будем писать последний пример. Он неправильный!» — «Почему?» — удивилась я. — «Как это — нелюбимый в семье ребёнок? Этого не может быть!» И добавил, глядя прямо мне в лицо: «У чеченцев не может быть!» Я опустила глаза и с трудом проговорила: «Я не права, ребята, — выбрала из пособия не тот пример»… Нависло тяжёлое молчание. Положение спас мудрый Висам: он примирительно сказал: «Это автор учебника не прав — выбрал не тот пример!» И все, включая меня, облегчённо вздохнули. Этот случай показал мне: я учу их, но и они учат меня. И потом я всегда очень тщательно готовилась к лекциям и занятиям, зная, что каждое слово воспринимается аудиторией серьёзно и взвешенно.

Помню, как однажды ко мне на кафедру прибежал Бойси Юсупов, самый горячий и «взрывной» из ребят. Весь дрожащий и бледный, он кричал: «Уезжаю домой! Завтра же! Да как она могла?!» С большим трудом удалось выяснить: он покупал майку в универмаге, замешкался, доставая деньги, а продавщица назвала его цыганёнком и воришкой. Господи, хоть бы он её не ударил! Но он гордо ответил: «Чеченец не поднимет руку на женщину!» Я отложила «воспитательный момент» на завтра, а сейчас просто гладила его чёрную кудрявую голову — и он успокоился и даже заулыбался. Гроза прошла.

Помню, как Гарик Мирзоев подрался с каким-то киргизом или казахом в общежитии и ни за что не хотел мириться, несмотря на все мои доводы и уговоры. Отчаявшись, я сказала: «Напишу домой — родителям, что ты тут дерёшься, а не учишься. И в школу напишу!» Всё! Драчун «сдался».

Однажды в канун Нового года вечером мне позвонил секретарь парткома и с раздражением спросил: «А вы знаете, что ваши чеченцы драку в Доме офицеров учинили?» Я ответила: «Думаю, они и ваши тоже». Он озадаченно замолчал, потом сказал: «Высылаю за вами машину, приезжайте, а то они молчат тут, как воды в рот набрали». Приехала. Всё уладилось, никто не пострадал.

Ребята быстро приобрели друзей, а девочки подруг со всех факультетов. Теперь они часто рассказывали мне о своих семьях, родителях, братьях и сёстрах, о своих тайпах — не только с уважением, но с большой искренней любовью. А я думала: они и к своим детям, и к будущим ученикам будут относиться с таким же теплом.

Сохранилось в моём альбоме много фотографий, ещё чёрно-белых. Вот группа на занятиях. Вот снимок на память: старшекурсники Висам, Гарик, Хасан, Алхазур, Саид, Турко, Рамзан – с надписью «С уважением и любовью от ребят-вайнахов». Есть, где мы с ребятами в коридоре факультета. Есть – перед расставанием.

На старших курсах они учились особенно старательно. С ними работали опытные, знающие преподаватели: Б.П. Гоголев, А.П. Боярченко, Л.Д. Власова, А.Е. Кедровский, И.М. Тойбин, Б.Н. Баланенко, Ю.И. Юдин, И.Б. Драчёва, Н.П. Баранчикова. И у всех преподавателей было единое мнение: работать в чеченской группе трудно, но интересно. Ребята с уважением относились к своим наставникам, но сдержанно говорили о тех, у кого «сегодня в лекции то, что вчера было в газете».

Много тёплых и ярких воспоминаний связано у меня с этой группой – всего не рассказать. Расставались мы со слезами. Во время тяжёлых событий в Чечне у меня болело сердце за всех них, и я благодарна Всевышнему за то, что моих ребят, насколько я знаю, не было в отрядах Дудаева и Басаева, что все они уцелели. Однажды мы с А.П. Боярченко услышали по «Радио России» такой знакомый и родной гортанный голос: говорил Алхазур Лалаков, уже директор школы, тепло рассказывал о студенческой жизни в Курске, добром вспоминал своих учителей и друзей, просил нас не забывать джигитов и горянок.

Мы не забываем. Мы помним — и всю группу, и каждого в отдельности — каждого! – хотя прошло много лет.

Вот строки, написанные перед расставанием, которые очень дороги мне:

«Пять лет – не пять минут –

Вы по одной дороге с нами шли.

Как жаль, что кончилась дорога

И в жизнь теперь без Вас идти…

Спасибо Вам, Учитель, Мать, Товарищ,

За всё, что сделали для нас!

Ваши джигиты и горянки»

И приписка: «И простите за неприятности, которые доставляла Вам наша беспокойная группа».

Неприятности давно забыты, осталась добрая и светлая память.

Алина Булатникова, кандидат филологических наук № 70-71 (2255)

«Вести републики»

_{Все права защищены. При перепечатке ссылка на сайт ИА "Грозный-информ" обязательна.}